Неточные совпадения
Его сексуальные эмоции, разжигаемые
счастливыми улыбочками Дронова,
принимали все более тягостный характер; это уже замечено было Варавкой; как-то раз, идя по коридору, он услыхал, что Варавка говорит матери...
— И можешь ли ты допустить идею, что люди, для которых ты строишь, согласились бы сами
принять свое счастие на неоправданной крови маленького замученного, а
приняв, остаться навеки
счастливыми?
И вот, убедясь в этом, он видит, что надо идти по указанию умного духа, страшного духа смерти и разрушения, а для того
принять ложь и обман и вести людей уже сознательно к смерти и разрушению, и притом обманывать их всю дорогу, чтоб они как-нибудь не заметили, куда их ведут, для того чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали себя
счастливыми.
Но другие не
принимают их к сердцу, а ты
приняла — это хорошо, но тоже не странно: что ж странного, что тебе хочется быть вольным и
счастливым человеком!
Чудесные дела недуг любовный
Творил в душе моей: и добр и нежен
Бывал тогда
счастливый Берендей,
И всякого готов
принять в объятья
Открытые.
— Граф, — сказал он генералу, — искренно жалеет, что не имеет времени
принять ваше превосходительство. Он вас благодарит и поручил мне пожелать вам
счастливого пути. — При этом Дубельт распростер руки, обнял и два раза коснулся щеки генерала своими усами.
Поль-Луи Курье уже заметил в свое время, что палачи и прокуроры становятся самыми вежливыми людьми. «Любезнейший палач, — пишет прокурор, — вы меня дружески одолжите,
приняв на себя труд, если вас это не обеспокоит, отрубить завтра утром голову такому-то». И палач торопится отвечать, что «он считает себя
счастливым, что такой безделицей может сделать приятное г. прокурору, и остается всегда готовый к его услугам — палач». А тот — третий, остается преданным без головы.
Подобный человек не
принимает результатов прогресса, принудительной мировой гармонии,
счастливого муравейника, когда миллионы будут счастливы, отказавшись от личности и свободы.
Великий Инквизитор
принимает три искушения, отвергнутые Христом в пустыне, отрицает свободу духа и хочет сделать
счастливыми миллионы миллионов младенцев.
— Пять катеринок… Так он, друг-то, не дал?.. А вот я дам… Что раньше у меня не попросил? Нет, раньше-то я и сам бы тебе не дал, а сейчас бери, потому как мои деньги сейчас
счастливые…
Примета такая есть.
— Ловко! — согласился Ромашов. —
Приму к сведению в следующий раз. Однако прощайте, Павел Павлыч. Желаю
счастливой карты.
Все было то же, только все сделалось меньше, ниже, а я как будто сделался выше, тяжелее и грубее; но и таким, каким я был, дом радостно
принимал меня в свои объятия и каждой половицей, каждым окном, каждой ступенькой лестницы, каждым звуком пробуждал во мне тьмы образов, чувств, событий невозвратимого
счастливого прошедшего.
По мере того как вы будете
примечать сии движения и относить их к Христу, в вас действующему, он будет в вас возрастать, и наконец вы достигнете того
счастливого мгновения, что в состоянии будете ощущать его с такой живостью, с таким убеждением в действительности его присутствия, что с непостижимою радостью скажете: «так точно, это он, господь, бог мой!» Тогда следует оставить молитву умную и постепенно привыкать к тому, чтобы находиться в общении с богом помимо всяких образов, всякого размышления, всякого ощутительного движения мысли.
Незнакомец, казалось, сам одобрял
счастливую мысль Михеича. Он усмехался, поглаживая бороду, но скоро лицо его
приняло прежнее суровое выражение.
Жандармский ключ бежал по дну глубокого оврага, спускаясь к Оке, овраг отрезал от города поле, названное именем древнего бога — Ярило. На этом поле, по семикам, городское мещанство устраивало гулянье; бабушка говорила мне, что в годы ее молодости народ еще веровал Яриле и приносил ему жертву: брали колесо, обвертывали его смоленой паклей и, пустив под гору, с криками, с песнями, следили — докатится ли огненное колесо до Оки. Если докатится, бог Ярило
принял жертву: лето будет солнечное и
счастливое.
Константин неуклюже высвободил из-под себя ноги, растянулся на земле и подпер голову кулаками, потом поднялся и опять сел. Все теперь отлично понимали, что это был влюбленный и
счастливый человек,
счастливый до тоски; его улыбка, глаза и каждое движение выражали томительное счастье. Он не находил себе места и не знал, какую
принять позу и что делать, чтобы не изнемогать от изобилия приятных мыслей. Излив перед чужими людьми свою душу, он наконец уселся покойно и, глядя на огонь, задумался.
Я побежал проситься, и в этот раз
счастливее прежних разов: мать отпустила меня,
приняв некоторые предосторожности, чтобы я не промочил ног и не простудился.
— Мертв был, а теперь ожил, — шептал старик и качал своею седою головой, когда Охоня рассказывала ему, как все случилось. — На
счастливого все, Охоня. Вот поп-то Мирон обрадуется, когда увидит Арефу… Малое дело не дождался он: повременить бы всего два дни. Ну, да тридцать верст [В старину версты считались в тысячу сажен. (
Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] до монастыря — не дальняя дорога. В двои сутки обернетесь домой.
Каренин (продолжая читать). «Но к делу. Это самое раздваивающее меня чувство и заставляет меня иначе, чем как вы хотели, исполнить ваше желание. Лгать, играть гнусную комедию, давая взятки в консистории, и вся эта гадость невыносима, противна мне. Как я ни гадок, но гадок в другом роде, а в этой гадости не могу
принять участие, просто не могу. Другой выход, к которому я прихожу, — самый простой: вам надо жениться, чтобы быть
счастливыми. Я мешаю этому, следовательно, я должен уничтожиться…»
Владимир. Подумайте хорошенько. Клянусь богом, я теперь не в состоянии
принимать такие шутки. В вас есть жалость! Послушайте: я потерял мать, ангела, отвергнут отцом, — я потерял всё кроме одной искры надежды! Одно слово, и она погаснет! вот какая у вас власть… Я пришел сюда, чтобы провести одну спокойную,
счастливую минуту… Что пользы вам лишить меня из шутки такой минуты?
Сперва ее беспечность огорчала его, потом он эту самую беспечность Маши
принял за
счастливое предсказание — и обрадовался и успокоился.
Дело в том, что Татьяна Николаевна ухитрилась бы остаться
счастливой, даже отдавая его другой женщине, слушая его пьяную болтовню или
принимая его пьяные ласки.
(
Прим. автора.)] и дурном глазе, о
счастливых фортунах.
Как же вы будете исправлять людей, делать их
счастливыми, не зная их недостатков, пороки
принимая за добродетели?
«Я укоряю себя за эту девушку, — писала maman, — я слишком высоко подняла в ней тон — и это ее сгубило.
Принимая вещи обыденнее, она была бы
счастливее, и…»
«
Принимая вещи обыденнее, она могла бы быть
счастливее, и это приложимо ко многим.
Разрывалась грудь странника при слушании этого рассказа; нередко утирал он кулаком слезы, катившиеся невольно, одна за другой. Он не разочаровал обитателей бедного замка насчет благополучия Антона; он не хотел
принять на душу этого греха. Напротив, старался еще более скрасить
счастливую жизнь дворского лекаря на Руси и прибавил, что он еще недавно и умер.
Возрастающее значение его второго сына Эрнста-Иоганна при дворе овдовевшей герцогини Анны Иоанновны Курляндской, впоследствии русской императрицы, было поворотным пунктом в
счастливой перемене судьбы всей фамилии Биронов. Тогда-то отец и трое его сыновей удачно изменили свою фамилию и из Бюренов (Buhren) сделались Биронами (Biron). Вместе с тем они
приняли и герб этой знаменитой во Франции фамилии.
— Принужден согласиться, что дело
принимает другую окраску, благодаря
счастливой случайности, — нахмурился следователь.
Тем скорее она поспешит вознаградить за упущенное, если дела
примут счастливый оборот; ни о чем тогда не будет заботиться сильнее, как о том, чтобы всю свою жизнь представлять доказательства своей благодарности королю.
Вдруг
счастливую улыбку сменили страшные судороги. Лицо варнака
приняло почти зверское выражение.
Жизнь открывалась перед нею роскошным пиром, и она, не имея понятия об учении эпикурейцев, решилась не уходить с этого пира голодной и жаждущей. Самостоятельная жизнь наконец в отдельном, как игрушка устроенном и убранном домике, где она будет
принимать нравящихся ей людей, довершала очарование улыбающегося ей
счастливого будущего.
— Я отвезу тебя, дитя мое, в Новодевичий монастырь… Там ты будешь в безопасности… — сказал он, по окончании ее рассказа. — Это не значит, что ты должна
принять обет монашества, это будет только временным убежищем… Скоро все изменится не только в твоей жизни, но и во всей России и наступят лучшие времена… Ты стоишь быть
счастливой.
«Однако, он не на шутку ее любит, это серьезно! — думал он дорогой к Боровиковым. — Что может сделать умная женщина! Кутилу, развратника, менявшего женщин как перчатки, привязать к себе, как собаку! Теперь он всецело в ее руках! Она может сделать его
счастливым, если любит на самом деле, или погубит окончательно, если играет только в любовь, но во всяком случае относительно его она — сила. Это надо
принять к сведению».
Счастливее был бы я в тысячу раз, если бы вместо богатства пришла она без придачи в мою бедную мызу — наследство бедного отца; я
принял бы ее тогда, как божество, которое одним словом может дать мне все сокровища мира.
— Зачем такие мысли, душечка… Перестаньте… Глазки такие прекрасные портить… Плакать… Я вам уже сознаюсь, я сама, ох, как была против этого брака… Знать ничего не хотела, рвала и метала… Да спасибо умному человеку, надоумил меня, глупую старуху. Посмотрите-де, прежде сами ее, а потом уж и
примите то или другое решение… Вот я и посмотрела… Возьмите Глебушку, сделайте только его
счастливым!.. Он в вас души не чает… Я видела… Я благословляю…
Работая уже несколько недель над приисканием безопасного способа исполнить страшное поручение своего барина, и работая безуспешно, осенившая его мысль при виде мертвого ребенка, разрешающая все сомнения и долженствовавшая привести все дело к
счастливому концу, до того поразила его, что он тотчас полез с предложением уступить ему мертвого младенца к Фаддею Емельяновичу, не
приняв во внимание, что подобное предложение, в свою очередь, должно было поразить старика своею необычайностью, и последний, несмотря на соблазнительный куш, не только откажется, но доведет этот разговор до сведения своей барыни.
Здесь хозяин и гость обняли друг друга. Фюренгоф дал знать экономке, чтобы она отперла двери и проводила гостя. Удивленная Марта, думая, что она все это видит во сне, протерла себе глаза и наконец, уверенная, что обстоятельства
приняли счастливый для ее господина оборот, с грубостью указала дорогу оскорбившему ее гостю. Когда барон услышал из окна скок лошади за Меттою и удостоверился, что Никласзон далеко, обратился с усмешкою к домоправительнице и ласково сказал ей...
Ольга Николаевна, несмотря на деланно резкий тон, с каким она
приняла известие об участи оскорбившей ее дочери, была внутренне сильно потрясена рассказом графини Аракчеевой. Ее не было в гостиной — она удалилась в свою спальню и там перед ликом Того, Кто дал нам святой пример с верой и упованием переносить земные страдания, коленопреклоненная искала сил перенести и этот удар не балующей ее
счастливыми днями судьбы.
— Я вполне убеждена, — сказала она, между прочим, маркизу, — в том, что его величество
примет более, чем кто бы то ни был, участия в том, что случилось со мною
счастливого; я рассчитываю сама ему выразить, как я тронута всем, что он для меня сделал.
Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно
принять весьма дурной оборот, что назначена военно-судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в
счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.